Мцыри | Mcyri

Вкушая, вкусих мало мёда,и се аз умираю. 

1-я Книга Царств 1 Немного лет тому назад,
Там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры,
Был монастырь. Из-за горы
И нынче видит пешеход
Столбы обрушенных ворот,
И башни, и церковный свод;
Но не курится уж под ним
Кадильниц благовонный дым,
Не слышно пенье в поздний час
Молящих иноков за нас.
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой ‒ и о том,
Как, удручён своим венцом,
Такой-то царь, в такой-то год,
Вручал России свой народ.___ 
И божья благодать сошла
На Грузию! Она цвела
С тех пор в тени своих садов,
Не опасаяся врагов,(3)
а гранью дружеских штыков. 

2 Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребёнка пленного он вёз.
Тот занемог, не перенёс
Трудов далёкого пути;
Он был, казалось, лет шести,
Как серна гор, пуглив и дик
И слаб и гибок, как тростник.
Но в нём мучительный недуг
Развил тогда могучий дух
Его отцов. Без жалоб он
Томился, даже слабый стон
Из детских губ не вылетал,
Он знаком пищу отвергал
И тихо, гордо умирал.
Из жалости один монах
Больного призрел, и в стенах
Хранительных остался он,
Искусством дружеским спасён.
Но, чужд ребяческих утех,
Сначала бегал он от всех,
Бродил безмолвен, одинок,
Смотрел, вздыхая, на восток,
Гоним неясною тоской
По стороне своей родной.
Но после к плену он привык,
Стал понимать чужой язык,
Был окрещён святым отцом
И, с шумным светом незнаком,
Уже хотел во цвете лет
Изречь монашеский обет,
Как вдруг однажды он исчез
Осенней ночью. Тёмный лес
Тянулся по горам кругом.
Три дня все поиски по нём
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Он страшно бледен был и худ
И слаб, как будто долгий труд,
Болезнь иль голод испытал.
Он на допрос не отвечал
И с каждым днём приметно вял.
И близок стал его конец;
Тогда пришёл к нему чернец
С увещеваньем и мольбой;
И, гордо выслушав, больной
Привстал, собрав остаток сил,
И долго так он говорил: 

3 «Ты слушать исповедь мою
Сюда пришёл, благодарю.
Всё лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Немного пользы вам узнать,
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну ‒ но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
Я эту страсть во тьме ночной
Вскормил слезами и тоской;
Её пред небом и землей
Я ныне громко признаю
И о прощенье не молю. 

4 Старик! я слышал много раз,
Что ты меня от смерти спас
‒Зачем?.. Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
Я никому не мог сказать
Священных слов «отец» и «мать».
Конечно, ты хотел, старик,
Чтоб я в обители отвык
От этих сладостных имён,
‒Напрасно: звук их был рождён
Со мной. И видел у других
Отчизну, дом, друзей, родных,
А у себя не находил
Не только милых душ ‒ могил!
Тогда, пустых не тратя слёз,
В душе я клятву произнёс:
Хотя на миг когда-нибудь
Мою пылающую грудь
Прижать с тоской к груди другой,
Хоть незнакомой, но родной.
Увы! теперь мечтанья те
Погибли в полной красоте,
И я как жил, в земле чужой
Умру рабом и сиротой. 

5 Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине;
Но с жизнью жаль расстаться мне.
Я молод, молод… Знал ли ты
Разгульной юности мечты?
Или не знал, или забыл,
Как ненавидел и любил;
Как сердце билося живей
При виде солнца и полей
С высокой башни угловой,
Где воздух свеж и где порой
В глубокой скважине стены,
Дитя неведомой страны,
Прижавшись, голубь молодой
Сидит, испуганный грозой?
Пускай теперь прекрасный свет
Тебе постыл; ты слаб, ты сед,
И от желаний ты отвык.
Что за нужда? Ты жил, старик!
Тебе есть в мире что забыть,
Ты жил, ‒ я также мог бы жить! 

6 Ты хочешь знать, что видел я
На воле? ‒ Пышные поля,
Холмы, покрытые венцом
Дерев, разросшихся кругом,
Шумящих свежею толпой,
Как братья в пляске круговой.
Я видел груды тёмных скал,
Когда поток их разделял.
И думы их я угадал:
Мне было свыше то дано!
Простёрты в воздухе давно
Объятья каменные их,
И жаждут встречи каждый миг;
Но дни бегут, бегут года
‒Им не сойтися никогда!
Я видел горные хребты,
Причудливые, как мечты,
Когда в час утренней зари
Курилися, как алтари,
Их выси в небе голубом,
И облачко за облачком,
Покинув тайный свой ночлег,
К востоку направляло бег
‒Как будто белый караван
Залётных птиц из дальних стран!
Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней… 

7 И вспомнил я отцовский дом,
Ущелье наше и кругом
В тени рассыпанный аул;
Мне слышался вечерний гул
Домой бегущих табунов
И дальний лай знакомых псов.
Я помнил смуглых стариков,
При свете лунных вечеров
Против отцовского крыльца
Сидевших с важностью лица;
И блеск оправленных ножон
Кинжалов длинных… и как сон
Всё это смутной чередой
Вдруг пробегало предо мной.
А мой отец? он как живой
В своей одежде боевой
Являлся мне, и помнил я
Кольчуги звон, и блеск ружья,
И гордый непреклонный взор,
И молодых моих сестёр…
Лучи их сладостных очей
И звук их песен и речей
Над колыбелию моей…
В ущелье там бежал поток.
Он шумен был, но неглубок;
К нему, на золотой песок,
Играть я в полдень уходил
И взором ласточек следил,
Когда они перед дождем
Волны касалися крылом.
И вспомнил я наш мирный дом
И пред вечерним очагом
Рассказы долгие о том,
Как жили люди прежних дней,
Когда был мир ещё пышней. 

8 Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил ‒ и жизнь моя
Без этих трёх блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О, я как брат
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил…
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?.. 

9 Бежал я долго ‒ где, куда?
Не знаю! ни одна звезда
Не озаряла трудный путь.
Мне было весело вдохнуть
В мою измученную грудь
Ночную свежесть тех лесов,
И только! Много я часов
Бежал, и наконец, устав,
Прилёг между высоких трав;
Прислушался: погони нет.
Гроза утихла. Бледный свет
Тянулся длинной полосой
Меж тёмным небом и землей,
И различал я, как узор,
На ней зубцы далёких гор;
Недвижим, молча я лежал,
Порой в ущелии шакал
Кричал и плакал, как дитя,
И, гладкой чешуёй блестя,
Змея скользила меж камней;
Но страх не сжал души моей:
Я сам, как зверь, был чужд людей
И полз и прятался, как змей. 

10 Внизу глубоко подо мной
Поток усиленный грозой
Шумел, и шум его глухой
Сердитых сотне голосов
Подобился. Хотя без слов
Мне внятен был тот разговор,
Немолчный ропот, вечный спор
С упрямой грудою камней.
То вдруг стихал он, то сильней
Он раздавался в тишине;
И вот, в туманной вышине
Запели птички, и восток
Озолотился; ветерок
Сырые шевельнул листы;
Дохнули сонные цветы,
И, как они, навстречу дню
Я поднял голову мою…
Я осмотрелся; не таю:
Мне стало страшно;
на краюГрозящей бездны я лежал,
Где выл, крутясь, сердитый вал;
Туда вели ступени скал;
Но лишь злой дух по ним шагал,
Когда, низверженный с небес,
В подземной пропасти исчез. 

11 Кругом меня цвёл божий сад;Растений радужный нарядХранил следы небесных слёз,И кудри виноградных лозВились, красуясь меж деревПрозрачной зеленью листов;И грозды полные на них,Серёг подобье дорогих,Висели пышно, и поройК ним птиц летал пугливый ройИ снова я к земле припалИ снова вслушиваться сталК волшебным, странным голосам;Они шептались по кустам,Как будто речь свою велиО тайнах неба и земли;И все природы голосаСливались тут; не раздалсяВ торжественный хваленья часЛишь человека гордый глас.Всё, что я чувствовал тогда,Те думы ‒ им уж нет следа;Но я б желал их рассказать,Чтоб жить, хоть мысленно, опять.В то утро был небесный сводТак чист, что ангела полётПрилежный взор следить бы мог;Он так прозрачно был глубок,Так полон ровной синевой!Я в нём глазами и душойТонул, пока полдневный знойМои мечты не разогнал.И жаждой я томиться стал. 

12 Тогда к потоку с высоты,Держась за гибкие кусты,С плиты на плиту я, как мог,Спускаться начал. Из-под ногСорвавшись, камень иногдаКатился вниз ‒ за ним браздаДымилась, прах вился столбом;Гудя и прыгая, потомОн поглощаем был волной;И я висел над глубиной,Но юность вольная сильна,И смерть казалась не страшна!Лишь только я с крутых высотСпустился, свежесть горных водПовеяла навстречу мне,И жадно я припал к волне.Вдруг ‒ голос ‒ лёгкий шум шагов…Мгновенно скрывшись меж кустов,Невольным трепетом объят,Я поднял боязливый взглядИ жадно вслушиваться стал:И ближе, ближе всё звучалГрузинки голос молодой,Так безыскусственно живой,Так сладко вольный, будто онЛишь звуки дружеских имёнПроизносить был приучён.Простая песня то была,Но в мысль она мне залегла,И мне, лишь сумрак настаёт,Незримый дух её поёт. 

13 Держа кувшин над головой,Грузинка узкою тропойСходила к берегу. ПоройОна скользила меж камней,Смеясь неловкости своей.И беден был её наряд;И шла она легко, назадИзгибы длинные чадрыОткинув. Летние жарыПокрыли тенью золотойЛицо и грудь её; и знойДышал от уст её и щёк.И мрак очей был так глубок,Так полон тайнами любви,Что думы пылкие моиСмутились. Помню только яКувшина звон, ‒ когда струяВливалась медленно в него,И шорох… больше ничего.Когда же я очнулся вновьИ отлила от сердца кровь,Она была уж далеко;И шла, хоть тише, ‒ но легко,Стройна под ношею своей,Как тополь, царь её полей!Недалеко, в прохладной мгле,Казалось, приросли к скалеДве сакли дружною четой;Над плоской кровлею однойДымок струился голубой.Я вижу будто бы теперь,Как отперлась тихонько дверь…И затворилася опять!..Тебе, я знаю, не понятьМою тоску, мою печаль;И если б мог, ‒ мне было б жаль:Воспоминанья тех минутВо мне, со мной пускай умрут. 

14 Трудами ночи изнурён,Я лег в тени. Отрадный сонСомкнул глаза невольно мне…И снова видел я во снеГрузинки образ молодой.И странной сладкою тоскойОпять моя заныла грудь.Я долго силился вздохнуть ‒И пробудился. Уж лунаВверху сияла, и однаЛишь тучка кралася за ней,Как за добычею своей,Объятья жадные раскрыв.Мир тёмен был и молчалив;Лишь серебристой бахромойВершины цепи снеговойВдали сверкали предо мнойДа в берега плескал поток.В знакомой сакле огонёкТо трепетал, то снова гас:На небесах в полночный часТак гаснет яркая звезда!Хотелось мне… но я тудаВзойти не смел. Я цель одну ‒Пройти в родимую страну ‒Имел в душе и превозмогСтраданье голода, как мог.И вот дорогою прямойПустился, робкий и немой.Но скоро в глубине леснойИз виду горы потерялИ тут с пути сбиваться стал. 

15 Напрасно в бешенстве поройЯ рвал отчаянной рукойТерновник, спутанный плющом:Всё лес был, вечный лес кругом,Страшней и гуще каждый час;И миллионом чёрных глазСмотрела ночи темнотаСквозь ветви каждого куста.Моя кружилась голова;Я стал влезать на дерева;Но даже на краю небесВсё тот же был зубчатый лес.Тогда на землю я упал;И в исступлении рыдал,И грыз сырую грудь земли,И слёзы, слёзы потеклиВ неё горючею росой…Но, верь мне, помощи людскойЯ не желал… Я был чужойДля них навек, как зверь степной;И если б хоть минутный крикМне изменил ‒ клянусь, старик,Я б вырвал слабый мой язык. 

16 Ты помнишь детские года:Слезы не знал я никогда;Но тут я плакал без стыда.Кто видеть мог? Лишь тёмный лесДа месяц, плывший средь небес!Озарена его лучом,Покрыта мохом и песком,Непроницаемой стенойОкружена, передо мнойБыла поляна. Вдруг во нейМелькнула тень, и двух огнейПромчались искры… и потомКакой-то зверь одним прыжкомИз чащи выскочил и лёг,Играя, навзничь на песок.То был пустыни вечный гость ‒Могучий барс. Сырую костьОн грыз и весело визжал;То взор кровавый устремлял,Мотая ласково хвостом,На полный месяц, ‒ и на нёмШерсть отливалась серебром.Я ждал, схватив рогатый сук,Минуту битвы; сердце вдругЗажглося жаждою борьбыИ крови… да, рука судьбыМеня вела иным путём…Но нынче я уверен в том,Что быть бы мог в краю отцовНе из последних удальцов. 

17 Я ждал. И вот в тени ночнойВрага почуял он, и войПротяжный, жалобный как стонРаздался вдруг… и начал онСердито лапой рыть песок,Встал на дыбы, потом прилёг,И первый бешеный скачокМне страшной смертью грозил…Но я его предупредил.Удар мой верен был и скор.Надёжный сук мой, как топор,Широкий лоб его рассек…Он застонал, как человек,И опрокинулся. Но вновь,Хотя лила из раны кровьГустой, широкою волной,Бой закипел, смертельный бой! 

18 Ко мне он кинулся на грудь:Но в горло я успел воткнутьИ там два раза повернутьМоё оружье… Он завыл,Рванулся из последних сил,И мы, сплетясь, как пара змей,Обнявшись крепче двух друзей,Упали разом, и во мглеБой продолжался на земле.И я был страшен в этот миг;Как барс пустынный, зол и дик,Я пламенел, визжал, как он;Как будто сам я был рожденВ семействе барсов и волковПод свежим пологом лесов.Казалось, что слова людейЗабыл я ‒ и в груди моейРодился тот ужасный крик,Как будто с детства мой языкК иному звуку не привык…Но враг мой стал изнемогать,Метаться, медленней дышать,Сдавил меня в последний раз…Зрачки его недвижных глазБлеснули грозно ‒ и потомЗакрылись тихо вечным сном;Но с торжествующим врагомОн встретил смерть лицом к лицу,Как в битве следует бойцу!.. 

19 Ты видишь на груди моейСледы глубокие когтей;Ещё они не зарослиИ не закрылись; но землиСырой покров их освежитИ смерть навеки заживит.О них тогда я позабыл,И, вновь собрав остаток сил,Побрёл я в глубине лесной…Но тщетно спорил я с судьбой:Она смеялась надо мной! 

20 Я вышел из лесу. И вотПроснулся день, и хороводСветил напутственных исчезВ его лучах. Туманный лесЗаговорил. Вдали аулКуриться начал. Смутный гулВ долине с ветром пробежал…Я сел и вслушиваться стал;Но смолк он вместе с ветерком.И кинул взоры я кругом:Тот край, казалось, мне знаком.И страшно было мне, понятьНе мог я долго, что опятьВернулся я к тюрьме моей;Что бесполезно столько днейЯ тайный замысел ласкал,Терпел, томился и страдал,И всё зачем?.. Чтоб в цвете лет,Едва взглянув на божий свет,При звучном ропоте дубравБлаженство вольности познав,Унесть в могилу за собойТоску по родине святой,Надежд обманутых укорИ вашей жалости позор!..Ещё в сомненье погружен,Я думал ‒ это страшный сон…Вдруг дальний колокола звонРаздался снова в тишине ‒И тут всё ясно стало мне…О, я узнал его тотчас!Он с детских глаз уже не разСгонял виденья снов живыхПро милых ближних и родных,Про волю дикую степей,Про лёгких, бешеных коней,Про битвы чудные меж скал,Где всех один я побеждал!..И слушал я без слёз, без сил.Казалось, звон тот выходилИз сердца ‒ будто кто-нибудьЖелезом ударял мне в грудь.И смутно понял я тогда,Что мне на родину следаНе проложить уж никогда. 

21 Да, заслужил я жребий мой!Могучий конь, в степи чужой,Плохого сбросив седока,На родину издалекаНайдёт прямой и краткий путь…Что я пред ним? Напрасно грудьПолна желаньем и тоской:То жар бессильный и пустой,Игра мечты, болезнь ума.На мне печать свою тюрьмаОставила… Таков цветокТемничный: вырос одинокИ бледен он меж плит сырых,И долго листьев молодыхНе распускал, всё ждал лучейЖивительных. И много днейПрошло, и добрая рукаПечально тронулась цветка,И был он в сад перенесён,В соседство роз. Со всех сторонДышала сладость бытия…Но что ж? Едва взошла заря,Палящий луч её обжёгВ тюрьме воспитанный цветок… 

22 И как его, палил меняОгонь безжалостного дня.Напрасно прятал я в травуМою усталую главу:Иссохший лист ее венцомТерновым над моим челомСвивался, и в лицо огнемСама земля дышала мне.Сверкая быстро в вышине,Кружились искры, с белых скалСтруился пар. Мир божий спалВ оцепенении глухомОтчаянья тяжелым сном.Хотя бы крикнул коростель,Иль стрекозы живая трельПослышалась, или ручьяРебячий лепет… Лишь змея,Сухим бурьяном шелестя,Сверкая жёлтою спиной,Как будто надписью златойПокрытый донизу клинок,Браздя рассыпчатый песок,Скользила бережно, потом,Играя, нежася на нём,Тройным свивалася кольцом;То, будто вдруг обожжена,Металась, прыгала онаИ в дальних пряталась кустах… 

23 И было всё на небесахСветло и тихо. Сквозь парыВдали чернели две горы.Наш монастырь из-за однойСверкал зубчатою стеной.Внизу Арагва и Кура,Обвив каймой из серебраПодошвы свежих островов,По корням шепчущих кустовБежали дружно и легко…До них мне было далеко!Хотел я встать ‒ передо мнойВсё закружилось с быстротой;Хотел кричать ‒ язык сухойБеззвучен и недвижим был…Я умирал. Меня томилПредсмертный бред. Казалось мне,Что я лежу на влажном днеГлубокой речки ‒ и былаКругом таинственная мгла.И, жажду вечную поя,Как лёд холодная струя,Журча, вливалася мне в грудь…И я боялся лишь заснуть, ‒Так было сладко, любо мне…А надо мною в вышинеВолна теснилася к волне.И солнце сквозь хрусталь волныСияло сладостней луны…И рыбок пёстрые стадаВ лучах играли иногда.И помню я одну из них:Она приветливей другихКо мне ласкалась. ЧешуёйБыла покрыта золотойЕё спина. Она виласьНад головой моей не раз,И взор её зелёных глазБыл грустно нежен и глубок…И надивиться я не мог:Её сребристый голосокМне речи странные шептал,И пел, и снова замолкал.Он говорил: «Дитя моё,Останься здесь со мной:В воде привольное житьёИ холод и покой. * Я созову моих сестёр:Мы пляской круговойРазвеселим туманный взорИ дух усталый твой. * Усни, постель твоя мягка,Прозрачен твой покров.Пройдут года, пройдут векаПод говор чудных снов. * О милый мой! не утаю,Что я тебя люблю,Люблю как вольную струю,Люблю как жизнь мою…» И долго, долго слушал я;И мнилось, звучная струяСливала тихий ропот свойС словами рыбки золотой.Тут я забылся. Божий светВ глазах угас. Безумный бредБессилью тела уступил… 

24 Так я найдён и поднят был…Ты остальное знаешь сам.Я кончил. Верь моим словамИли не верь, мне всё равно.Меня печалит лишь одно:Мой труп холодный и немойНе будет тлеть в земле родной,И повесть горьких мук моихНе призовёт меж стен глухихВниманье скорбное ничьёНа имя тёмное моё. 

25 Прощай, отец… дай руку мне:Ты чувствуешь, моя в огне…Знай, этот пламень с юных дней,Таяся, жил в груди моей;Но ныне пищи нет ему,И он прожёг свою тюрьмуИ возвратится вновь к тому,Кто всем законной чередойДаёт страданье и покой…Но что мне в том? ‒ пускай в раю,В святом, заоблачном краюМой дух найдёт себе приют…Увы! ‒ за несколько минутМежду крутых и тёмных скал,Где я в ребячестве играл,Я б рай и вечность променял… 

26 Когда я стану умирать,И, верь, тебе не долго ждать,Ты перенесть меня велиВ наш сад, в то место, где цвелиАкаций белых два куста…Трава меж ними так густа,И свежий воздух так душист,И так прозрачно-золотистИграющий на солнце лист!Там положить вели меня.Сияньем голубого дняУпьюся я в последний раз.Оттуда виден и Кавказ!Быть может, он с своих высотПривет прощальный мне пришлёт,Пришлёт с прохладным ветерком…И близ меня перед концомРодной опять раздастся звук!И стану думать я, что другИль брат, склонившись надо мной,Отёр внимательной рукойС лица кончины хладный потИ что вполголоса поётОн мне про милую страну..И с этой мыслью я засну,И никого не прокляну!…»

https://lyricstranslate.com

Mzyri*

Versioni: #1#2

Cibandomi, poco miele gustai
Ed ecco… io muoio!(Libro 1° dei Re, 14, 43) 

I. Or son pochi anni,
là dove confluendo, mormorano
abbracciate come due sorelle,
le onde dell’Aràgva e del Kurà, (1)
c’era un convento. Dalle montagne
il viandante vede ancora
le colonne dei portici in rovina,
e le torri, e la volta della chiesa.
Ma, oramai, sotto di essa non aleggia più
il fumo profumato dei turiboli;
nè s’ode più, a tarda ora, il canto
dei religiosi preganti per noi.
Adesso, un vecchio canuto,
custode semivivo delle rovine,
dimenticato dagli umani e dalla morte,
spazza la polvere dalle lapidi funeree
le cui iscrizioni parlano
della gloria passata e narrano
del come, oppresso dal peso della corona,
il re tale, nell’ anno tale
diede alla Russia il popol suo. E la grazia del signore scese
sulla Georgia ! — Essa fiorì,da quel momento, all’ombra dei suoi giardini,senza tema di nemici,
guardata dalle triangolari amiche baionette.(2) 

II. Un giorno un generale russo,
venendo dai monti, passò per Tiflis.
Recava seco, prigioniero, un fanciullo.
Questi ammalò; non potè resistere
ai disagi del lungo viaggio.
Aveva egli forse un sei anni.
Come camoscio montano era pauroso e selvatico,
e debole e flessibile come canna ;
ma il tormentoso malore, in lui
risvegliò allora il possente spirito
degli avi. Senza lamentie
gli soffriva ; neppure un debole gemito
usciva dalle sue labbra infantili ;
egli, con un gesto, rifiutava il cibo
e in silenzio, fieramente, andava morendo.
Mosso a pietà, un frate
prese cura dell’infermo, che fra le mura
tutelari, rimase,da cure amichevoli salvato.
Ma, avverso ai giuochi infantili,
sul principio, da tutti fuggiva :
errava silenzioso, solo,
guardava sospirando ad oriente,
tormentato da un confuso desiderio
del paese natio.
Ma, più tardi, si abituò alla prigionia,
cominciò a capire il linguaggio straniero,
fu battezzato dal santo cenobita
e, ignaro del mondo tumultuoso,
si disponeva già, nel fior degli anni,
a pronunciare i voti monastici,
quando, d’un tratto, sparì,
una notte d’autunno. La foresta, oscura
si stendeva pei monti tutt’ intorno.
Per tre giorni ogni ricerca per rintracciarlo
fu vana, ma, più tardi,
lo trovarono privo di sensi nella steppa
e lo portarono di nuovo al convento.
Era orribilmente pallido, consunto
e debole come se lungo travaglio,
malattia o fame avesse sopportato.
Alle interrogazioni non rispondeva
ed ogni giorno visibilmente deperiva.
Si fece prossima la sua morte.
Allora venne a lui il frate
Con esortazioni e con preghiere.
Dopo averlo ascoltato con fierezza, l’ infermo
alquanto si sollevò e, raccolte le ultime forze,
a lungo, parlò così : 

III. “ Per udir la mia confessione tu
sei qui venuto ; te ne ringrazio.
È pur sempre meglio, alla presenza di alcuno
parlando, alleviare il peso che mi grava sul petto.
Però, agli uomini, male io non cagionai
e quindi, quello che io feci,
non vi sarà di gran giovamento sapere.
Forse che l’anima si può esprimere con parole?
Poco io vissi e prigioniero vissi.
Due vite come questa mia, con una vita sola,
ma piena di allarmi,
io cambierei, se lo potessi.
Io conobbi la tirannia di un solo pensiero,
una passione sola, ma di fuoco.
Essa, come un verme in me viveva,
mi rose e mi bruciò l’anima.
Essa chiamava i miei pensieri,
dalle celle soffocanti e dalle preghiere,
verso quel mondo mirabile di allarmi e di lotte
ove nelle nuvole si nascondono le rocce,
ove le genti sono libere come le aquile !
Questa passione, nelle tenebre della notte, io
la nutrii di lacrime e di ansiosi rimpianti,
e, al cospetto del cielo e della terra,
ora io la confesso a voce alta
e non domando che mi si perdoni !… 

IV. “ Vecchio ! spesse volte udii
che tu m’ hai salvato da morte.Perchè? Cupo e solitario,foglia strappata dall’uragano,io crebbi fra le mura tetre,nell’ anima fanciullo, monaco per destino !A nessuno io potevo direle sante parole : padre, madre !Tu vecchio, s’ intende, voleviche nel chiostro io perdessi l’abitodi questi nomi dolcissimi.Invano : il loro suono è natocon me. Gli altri, io vedevo, avevanopatria, casa, amici, parenti,ed io, per me, non trovai,non solo anime care, ma neppur tombe !Allora, senza spendere lagrime inutili,nell’anima mia feci un giuramento :Sia pur per un attimo solo, quando che sia,che io possa, il mio petto infiammato,stringere con ansia ad un altro petto,sia pure sconosciuto, ma fraterno !Ahimè ! Oramai quei sognisono svaniti con tutta la loro bellezzaed io, come vissi, in terra straniera,morrò schiavo ed orfanello! V. “ A me la tomba non fa paura.Dicono che là dentro, il dolore dormein quiete fredda, eterna.Però mi duole staccarmi dalla vita !Sono giovine… giovine. Hai tu conosciutoi sogni di una gioventù scapigliata ?O non hai saputo o hai dimenticatocome odiasti ed amasti,come il cuore ti palpitava più vivacealla vista del sole e dei campida un’alta torre di fiancataove l’aria era fresca e dove, talvolta,in un crepaccio profondo della muraglia,figlio di paese sconosciuto,rannicchiato, un giovine colomboposa spaurito dalla tempesta ?Sia pure che adesso il mondo bello, oramai,a te sia venuto a noia ; tu sei debole, canutoed hai perduto l’abitudine del desiderio.Ma che importa ?… Tu hai vissuto, o vecchio !Tu hai nel mondo qualcosa da dimenticare !Tu hai vissuto… Anch’ io avrei potuto vivere ! VI. “ Tu vuoi sapere ciò che io vidiquando fui libero? Campi mirabili,colline coperte da una coronadi alberi cresciuti tutt’intornoin rumorosa giovine folla,come fratelli che danzano in giro.Vidi masse di rocce oscureche il torrente separava fra loro.E i loro pensieri io indovinavo ;Questa facoltà mi veniva dall’alto!Spalancate nell’aria, da gran tempo, sonole loro braccia di sassoed ogni istante anelano ad un amplesso :Ma… i giorni volano ; volano gli anni…Esse non si abbracceranno mai !Vidi giogaie di montifantastici come sogni,quando all’ora della mattutina lucespiccavano, come fumanti altari,sul fondo azzurro del cielo, le loro cime,e le nuvolette, l’una dietro l’altra,abbandonato il misterioso notturno asilo,si avviavano frettolose verso oriente,come bianca teoriadi uccelli venuti da contrade diverse!Lontano, attraverso le nebbie, io vidifra le nevi luminose come diamanti,canuto, inoppugnabile, il Caucaso —e mi sentivo il cuoreleggiero senza saper perchè.Una voce misteriosa mi dicevache altre volte, colà, anch’ io avevo vissuto,e nella mia memoria cominciò a farsiil passato, sempre più, sempre più chiaro… VII. “ E ricordai la casa paterna,la familiare gola tra le montagne e, tutt’ intornonell’ombra sparso, il villaggio.Mi pareva di udire lo scalpitare, a sera,delle mandrie di cavalli che tornavano correndo a casa,e il lontano abbaiare di cani conosciuti.Mi ricordai di certi vegliardi dalla carnagione oscura,alla luce delle sere di luna,di faccia alla casa paterna,seduti in sembiante maestoso ;il fulgore delle ornate guaine,dei lunghi pugnali… e, come un sogno,tutto ciò, in confusa vicenda,d’un tratto mi passava dinanzi, veloce.E m io padre? egli, come vivo,nella sua armatura di guerra,mi appariva e ricordaiil fruscio della cotta d’armi, il brillar del fucileed il fiero inflessibile sguardo ;e le sorelle mie giovinette,i raggi delle loro dolci pupille,il suono delle loro canzoni e del loro parlarepresso la mia culla…Per quelle gole correva un torrente.Rumoroso era, ma poco profondo.Sulle sue sabbie d’oromi recavo a trastullarmi nell’ora del meriggio,seguendo con l’occhio le rondinellequando, prima della pioggia,l’onda sfioravano con l’ali ;e mi tornarono alla mente… e la nostra casa tranquilla,e, dinanzi al focolare, a sera,i lunghi raccontidel come vissero le genti dei tempi passati,quando ancor più fastoso era il mondo. VIII. “ Tu vuoi sapere ciò che io feciquando fui libero ?… Vissi ! e la mia vita,senza quei tre giorni beati,sarebbe più triste e più foscadella tua caduca vecchiezza !…Da tanto tempo avevo già ideatodi gettare uno sguardo nei campi sterminatidi vedere se era davvero tanto bella la terra ;di sapere se, per la libertà o per la prigionenoi siamo messi in questo mondo…E in un’ora della notte, ora terribilementre la tempesta vi teneva nello spavento,e tutti, in folla ai piè dell’altare,giacevate, la fronte al suolo,io fuggii. Ah !… Come se le fossi fratello,sarei stato felice di abbracciar la procella!Le nubi io seguivo con lo sguardo ;tentavo di afferrar la folgore con la mano…Dimmi tu !… che cosa, tra queste mura,avreste voi potuto darmi in cambiodi quella breve ma viva amiciziafra il mio cuore in tempesta e l’uragano ? IX. “ A lungo errai? Dove? In qual direzione ?Non so. Non una stella solarischiarava il faticoso cammino.Ero lieto di accoglierenel mio petto esaustola notturna frescura di quelle foreste….e nulla più. Molte oreio corsi e, finalmente stanco,mi coricai fra le erbe alte.Tesi l’orecchio: non ero inseguito,la tempesta si era calmata. Una luce pallidasi stendeva in lunga strisciafra il cielo oscuro e la terra,e distinguevo, come fosse un disegno,su di essa, l’addentellato profilo dei monti lontani.Immobile, in silenzio, io giacevo.Di tanto in tanto, nella gola, uno sciacallogridava e piangeva come un bambino ;e brillando nelle sue scaglie lisce,una serpe sguisciava fra i sassi.Ma la paura non stringeva l’anima mia.Io stesso, come animale selvatico, ero estraneo agli uominie strisciavo e mi nascondevo come la serpe !… X. “ Giù, in fondo, sotto di me,un torrente ingrossato dalla tempesta,romoreggiava e il suo frastuono sordo,a centinaia di voci rabbiose,rassomigliava. Sebbene senza parole,per me era comprensibile quel conversare,quel mormorar continuo, l’ eterna disputacon la massa testarda delle roccie.Ora, d’ un tratto, esso si calmava, ora più forterisuonava nel silenzio.Ed ecco sull’altura nebbiosagli uccelli si misero a cantare, e l’ orientesi fece d’ oro ; un venticelloscosse le foglie inumidite,si destarono i fiori addormentatie, com ’ essi, ad incontrare il giorno,io levai la testa…Io mi guardai d’ intorno. Non lo nascondo :fui colto da spavento ! Sull’ orlodi un precipizio minaccioso, io posavo,pel quale urlava, serpeggiando, un torrente furioso.Menavano al fondo, gradini di roccia…Ma soltanto lo spirito maligno potè scavalcarliquando, cacciato dal paradiso,sparì nella voragine sotterranea. XI. “ Intorno a me il giardino di Dio era in fiore :le piante ornate dei colori dell’ iride,serbavano le tracce delle celesti lacrime,e i tralcis’ inerpicavano fra gli alberi, bellicol verde trasparente delle foglie;e i turgidi grappoli, da essi,pari a buccole preziose,pendevano fastosi e, talvolta,vi si abbatteva un volo di paurosi augelletti.Di nuovo mi gettai a terrae di nuovo mi diedi ad ascoltarele magiche strane voci:esse m orm oravano fra i cespugli,come se nel loro parlare, toccasserodei segreti del cielo e della terra ;e tutte le voci della naturasi fondevano lì. Taceva,nell’ora solenne delle laudi,soltanto la voce superba dell’uomo.Di tutto ciò che allora io sentii,di tutti quei pensieri, è sparita perfino il traccia.Pure io vorrei poterli raccontare,per viverli, almeno col pensiero, di nuovo !Quella mattina la volta celeste eracosi pura che, il volo d’ un angelo,un occhio attento avrebbe potuto seguire;era così profonda e trasparente,così carica di un turchino tutto eguale !Io, con gli occhi e con l’anima,vi rimasi perduto finchè l’ardore del meriggiovenne a fugare i miei sognie la sete cominciò a tormentarmi ! XII. “ Allora verso il torrente, dall’alto,tenendomi ai rami flessibili,di grado in grado, come mi riusciva possibile,com inciai a calarmi. Di sotto i piediuna pietra si staccava talvolta,rotolava in basso ; dietro di essa la tracciadava polvere, e la polvere saliva al cielo in colonna.Saltellava, rom bava la pietra, poiera inghiottita dall’ onda.Io stavo sospeso sopra l’ abisso;ma la libera giovinezza è fortee la morte non m’ ispirava terrore.Appena, dalle aspre altitudini,mi staccai, la frescura delle acque montanealitò, incontro a me,ed io avido mi chinai sull’ onda.D’ un tratto una voce — lieve rumor di passi…Mi nascosi d’ un colpo fra i cespugli,preso da un brivido involontario.Levai lo sguardo paurosoe mi posi ad ascoltare avidamente.Più vicino, sempre più vicino, risuonavala giovane voce d’ una georgiana,così viva senza artifìcio,così dolcemente libera, come sesoltanto suono di nomi carifosse ammaestrata a pronunciare.Era una canzone semplice,ma mi rimase fissa nella menteche appena cade il crepuscolo, a me,uno spirito arcano la torna a cantare. XIII. “ Recando sul capo l’anforala georgiana, per uno stretto sentiero,scendeva verso la sponda. Talvoltasdrucciolava fra le pietre,ridendo della sua poca destrezza.Era vestita poveramentee procedeva lieve, all’ indietro,le pieghe del lungo velo,gettate. La caldura estivale avea velato di un’ombra doratail volto ed il petto, ed il calore afosole affocava le labbra e le gote.La tenebra negli occhi era tanto profonda,tanto piena di misteri d’amoreche i miei pensieri di fuocosi confusero. Ricordo soltantoil risuonar nell’anfora, della linfache vi scendeva lentamente.Un mormorio… e nulla più !Quando tornai in meed il sangue rifluì dal cuore,ella era già lontanae andava, più adagio sì, ma francasotto il carico, erettacome il tiglio, signore delle sue terre.Poco lontano, in mezzo a freschi vapori,pareva fossero cresciute, attaccate allo scoglio,due casucce, come una coppia d’amici.Dal tetto piano dell’unasaliva un fil di fumo azzurro.Io vedo come se fosse adessocome si aprì dolcemente una portae si richiuse di nuovo.Tu, io lo so, non puoi capirela mia ansia, il m io rimpianto.Ma se tu potessi capirli, ne avrei dolore.I ricordi di quegli istantisono dentro di me: lascia che muoiano meco. XIV. “ Dalle fatiche della notte estenuato,mi coricai nell’ombra ; un sonno confortatoremi chiuse involontariamente le pupillee di nuovo vid’ io in sognol’ immagine della giovinetta georgiana,e, per strana, dolce malinconia,di nuovo dolorò il mio petto.A lungo cercai di riprender respiroe mi destai. Già la luna,in alto, splendeva ed unasola nuvoletta l’ andava perseguendocome se insidiasse una preda,le avide braccia spalancate !L ’universo era oscuro e silenzioso.Soltanto, come frangia d’argento,le cim e della catena nevosa,in lontananza, sfolgoravano d’ innanzi a me,e fra le rive, il torrente.Nella nota casuccia, un lumicinoora tremolava ora si spegneva !All’ora della mezzanotte, nel cielo,si spegne così la stella lucente !Ah ! come avrei voluto !… Ma colàrecarmi io non osai. Un solo desiderio,raggiungere la nativa terra,avevo nell’anima — e vinsile angosce della fame, come potei ;ed ecco, per la via diritta,mi misi a scendere, pauroso e muto.Ma ben tosto, nella profondità boscosa,perdei di vista i montie cominciai a smarrire la via. XV. “ Invano rabbiosamente, talvolta,strappavo con mano disperatail pruno selvatico intralciato dell’ellera !…Sempre selva era, tutt’ intorno, selva eterna,spaventosa e folta ogni ora più !…Con un milione di occhi nerila tenebra notturna guardava,attraverso i rami di ogni cespuglio….La mia testa girava.Mi arrampicavo sugli alberi…ma fino all’estremo orizzonte,sempre lo stesso addentellamento della foresta.Allora io caddi al suolo,e delirando mi misi a singhiozzare,a mordere la terra umida….e lacrime, lacrime cadevanosu di essa come ardente rugiada…Ma, credimi, un soccorso umanoio non volevo; estraneo io eroagli umani, per sempre, come la belva della steppa ;e se per caso anche l’accenno di un gridomi avesse tradito, — lo giuro, vecchio —io mi sarei strappata la lingua codarda ! XVI. “ Tu lo ricordi… Fin dall’ infanziaio non conobbi mai lacrime ;ma in quel momento io piansi senza vergogna.Chi poteva vedermi ? Soltanto la foresta oscurae la luna nuotante nei cieli !Illuminata dai raggi di questa,coperta di musco e sabbia,da una difesa impenetrabilecircondata, innanzi a me,era una radura. D’ un tratto in quellabalenò un’ ombra e, da due fuochi,sfolgoraron scintille… E poi,non so che belva, con un salto solo,dal folto, sbucò fuori e si stese,trastullandosi, supina sulla sabbia.Era il secolare ospite del deserto, la pantera poderosa. Un osso sanguinolentoessa rosicchiava e gaiamente mugolava.Talvolta lo sguardo sanguigno fissava,dimenando carezzevolmente la coda,sulla luna piena, e il suopelo prendeva riflessi d’ argento.Io aspettavo, afferrato un ramo forcuto,il momento della battaglia. Il cuore, d’ un tratto,mi s’ accese per sete di lottae di sangue…. Si!… La mano del fatomi aveva condotto per altra via.Ma ora io sono sicuro di questo,che avrei potuto essere, nella terra dei miei padri,non ultimo fra i più valorosi !… XVII. “ Aspettai. Ed ecco, nella tenebra notturna,la fiera intuisce il nemico : un urloprolungato, querulo come un lamento,risuonò d’ un tratto… e cominciò essa,incollerita, a scavar la sabbia con la zampa.Saltò ritta in piedi, poi si accasciòe il primo scatto furiosominacciava me di morte tremenda…Ma io lo prevenni.Il mio colpo fu preciso e fulmineo.Il m io fido ramo, come accetta,la sua vasta fronte spezzò…Mise un lamento, come di essere umano.E cadde riversa. Ma di nuovo,sebbene dalla ferita le grondasse sanguedenso, a fiotti copiosi,si riaccese la lotta… lotta mortale ! XVIII. “ Mi si scagliò sul petto;ma io ebbi tempo di ficcarle nella gola,facendovela girare per ben due volte,l’ arma che avevo… la belva ringhiò,raccolse le sue forze estremee, tutti e due, aggrovigliati come due serpi,abbracciati più stretti che due amici,insieme ci abbattemmo, nelle tenebre,a terra, e…. continuò la lotta.Anch’ io ero terribile in quel momento !Come la pantera del deserto rabbioso e selvaggio,lanciavo fiamme, urlavo com’ essa,quasi fossi nato io stessoin una famiglia di pantere o di lupi,sotto la volta fresca della foresta.Pareva che le parole degli uominiio avessi dimenticate, e dal mio pettosi sprigionava quell’ ululato tremendo,come se, fin dall’ infanzia, la mia linguanon fosse stata avvezza ad altro suono.Ma il nemico cominciò a perder le forze,ad agitarsi convulso, a respirar con difficoltà :Mi gettò a terra per l’ ultima volta…Le pupille dei suoi occhi fissilampeggiarono minacciosamente, — poi…si chiusero lentamente…. per l’ eterno sonno !…Ma in lotta col nemico vittorioso,faccia a faccia, esso trovò la morte…come in campo, a soldato si conviene ! XIX. “ Tu vedi sul mio pettole tracce profonde degli artigli ;non sono ancora cicatrizzate,non si sono chiuse; ma la zolla,umido sudario, darà loro refrigerioe la morte le sanerà per sempre.Io non vi feci caso allorae, di nuovo, raccolte le ultime forze,mi diedi ad errare nel folto della foresta…Ma invano volli sfidare la sorte !Essa, di me, si prendeva giuoco ! XX. “ Uscii dalla selva. Ed eccosi svegliò il giorno… ed il giuoco3degli astri, guide nella notte, si persenei suoi raggi. La foresta nebulosariprese voce. Il villaggio, lontano,cominciò a dar fumo. Un brontolio sordo,nella valle, venne col vento….Mi sedetti, mi misi ad ascoltare….Ma, col vento, il brontolio cessòed io volsi lo sguardo intorno :mi pareva di conoscer quella terra…ed ebbi paura ! Comprenderea lungo non potei che, di nuovo,ero io tornato nella mia prigione…che senza frutto, tanti giorni,avevo accarezzato un segreto pensiero,avevo pazientato, languito, sofferto…E tutto ciò perchè? Perchè io, nel fior degli anni,intravveduta appena la luce di Dio,e appena, al mormorar sonoro delle foreste,gustata l’ ebbrezza della libertà,traessi dietro a me nella tombail desiderio della santa patria terra,il rimpianto delle fallite speranzee la vergogna della vostra compassione !Ancora immerso nel dubbio,io pensavo : questo è un terribile sogno !D’ un tratto un suono lontano di campanesi fece udire di nuovo4 nel silenzio.E allora tutto mi si fece chiaro…Ahimè ! lo riconobbi subito !quel suono… dagli occhi miei di fanciullo, già tante volteaveva scacciate le visioni tornate a ravvivarsi,dei cari congiunti, dei genitori,della selvaggia libertà della steppa,dei corsieri lievi e furiosi,delle meravigliose battaglie fra le roccie,ove io solo, di tutti trionfavo…e… senza lacrime, privo di forze, ascoltavo…Sembrava che quel suono mi uscissedal cuore, come se qualcunomi percuotesse il petto con un ferro !e confusamente mi resi conto allorache io nella patria, il piedenon avrei posato mai !… XXI. “ Però… ho meritata la mia sorte !Il corsiero generoso, nella steppa straniera,sbalzato di sella il cavaliere maldestro,verso la patria, dai lidi più lontani,trova la via diritta e la più breve…Che sono io in suo confronto? Invano il pettoè gonfio di desiderio e di rimpianti !è un calore senza forza, vano !giuoco di sogni, malattia della mente !Su di me la prigione, il suo marchioha lasciato… Così il fioredella prigione… crebbe solitarioe pallido fra le umide pietre,e a lungo le giovani foglienon spuntarono; aspettava esso, sempre,il raggio vivificatore. Molti giornipassarono, e una mano pietosaebbe compassione del fiorellinoche in un giardino fu trasportatovicino a delle rose. Da ogni partespirava dolcezza di vita…Ma che !… Sórta appena l’ aurora,uno dei raggi ardenti di essa, bruciòil fiorellino cresciuto nella prigione… XXII. “ E così bruciò meil fuoco del giorno, senza pietà!Invano io nascondevo nell’ erbail capo stanco !Le foglie disseccate, in coronadi spine, intorno alla mia frontes’ intessevano e, sul volto… fuocola terra stessa mi soffiava.In alto, rapidamente sfavillando,turbinavano scintille; dalle roccie bianchescaturivano vapori ; il mondo di Dio, dormivanel torpore sordo,nel greve sonno della disperazione !…Avesse almeno il francolino, lanciato il suo grido !..o il trillo vivace della cicalasi fosse udito, o del ruscelloil mormorio infantile !.. Solo una serpe,rimenando le foglie secche,luccicando colla schiena giallacome una guaina, di dorata iscrizionecoperta fino all’ estremità,striando la sabbia friabile,strisciava circospetta; poitrastullandosi, vezzeggiandosi, su di essasi avvolgeva in triplice anello;poi, d’ un tratto, come scottata,si dibattè, guizzò essae andò a nascondersi nei cespugli lontani… XXIII. “ E tutto, negli spazi celesti, eraluminoso e queto. Attraverso i vapori,in lontananza, nereggiavano due montagne:il nostro convento, dietro una di esse,sfolgorava, con le sue mura merlate.Giù in basso, l’ Aràgva ed il Kurà,ornando di argentea fràngiagli orli delle fresche isole,attraverso le radici degli arbusti, mormorando,correvano lievi e concordi…Ero tanto lontano da essi !…Volli alzarmi in piedi… dinanzi a metutto si mise a girare vertiginosamente ;volli gridare… la lingua aridanon dava suoni ed era immobile…M orivo !… Ero in predaAl delirio dell’ agonia !… Mi parevadi esser coricato sul fondo umidodi un fiumicello profondo, — ed era,tutt’ intorno, un vapor misterioso.L ’ eterna sete spegnendo,come gelo, freddo, un filo d ’acquagorgogliando, mi scendeva nel petto…ed io, avevo solo paura di addormentarmi,tanto dolce e grato era quel che provavo…Sopra di me, in alto,l’ onda si urtava con l’ ondae il sole, attraverso il cristallo dell’ acqua,aveva fulgore più tenue della luce lunare.Una frotta di pesciolini dai colori varisi trastullava talvolta fra i raggi.E uno ne ricordo, tra essi,più degli altri affabile,che m i veniva carezzevolmente d’ intorno. Di squamed’ oro aveva copertoil dorso la bestiolina gentile5. Essa giròsopra il mio capo più volte,e lo sguardo degli occhi suoi verdiera mestamente dolce e profondo…E non potei non cedere all’ ammirazione:la sua vocina d’ argento mi sussurrava strane parole,e cantava; poi di nuovo taceva.Essa diceva : “ Figliuol mioresta qui meco.Nell’ onda, è vita libera,frescura e quiete. “ Io chiamerò le mie sorelle,e noi, danzando in giro,ravviveremo il tuo sguardo torbido,e il tuo spirito stanco. “ Dormi ! È soffice il tuo letto,trasparente la tua coltre.Passeranno gli anni, passeranno i secolisotto l’ incanto dei sogni mirabili !… “ O mio diletto! non ti nascondo…che ti amo…Ti amo come l’ onda libera,ti amo come la vita mia… ” “ A lungo, a lungo io prestai ascolto,e mi sembrava che l’ onda sonoraconfondesse il mormorio suo dolcecon le parole del pesciolino dorato.Allora perdei i sentimenti. La luce di Diomi si spense negli occhi. Al delirio follesuccedette la spossatezza della carne…. XXIV. “ Così fui ritrovato e sollevato da terra…Il resto, tu stesso lo sai.Ho finito. Credi alle mie parole,o non vi credi, a me non importa.Solo una cosa mi addolora :la mia spoglia fredda e mutanon si corromperà in seno alla patria terra,ed il racconto delle mie pene amarenon richiamerà, nelle sorde pareti,la dolorante compassione di alcunosul mio nome oscuro. XXV. “ Addio padre. Porgi la mano:Senti ?… la mia è di fuoco.Sappi che questa fiamma, fin dalla fanciullezza,visse, nascosta, nel mio petto;ma ora non ha più alimento;ha bruciato la sua prigione,e fa di nuovo ritorno a Coluiche a tutti, con fissa vicenda,distribuisce duolo e pace…Ma a me che importa ? Sia pure che nel cielo,nel santo ostello oltre le nubi,trovi asilo il mio spirito.Ahimè !… per pochi istantifra le rocce scoscese ed oscuredove da fanciulletto mi trastullai,io darei il paradiso e l’ eternità ! XXVI. “ Quando comincerò a morire, —e, credi, non avrai da aspettare a lungo —ordina che mi portinonel nostro giardino, in quel luogo dove fiorironoi due arbusti di acacia bianca…Fra essi è così folta l’ erba,l’ aria fresca è tanto profumata…e cosi trasparente e doratoil fogliame che folleggia col sole !…Ordina che mi depongano lì!Dello splendore del giorno azzurroio mi beerò un ultima volta.Di lì si vede anche il Caucaso !Forse, dalle sue altezze,mi manderà un cenno d’ addio;me lo manderà sulla brezza refrigerante…e presso a me, al momento della finerisuonerà di nuovo una voce cara !Io crederò che un amicoo un fratello, sopra di me chinato,mi terga con mano pietosa,dal volto, il freddo sudor della morte,e che, a voce bassa, mi cantidella patria dolcissima!…Con questo pensiero io m’ addormenteròsenza maledir nessuno !

Commenti dell’autore:

Traduzione di Virgilio Narducci.

* In lingua georgiana la parola « Mzyri » significa « Novizio ».
1 Fiumi del Caucaso.
2 L’esercito russo usava, ed usa tuttora, le baionette triangolari di
antico modello.
3 Nei testo, « la ridda ».
4 Le parole « di nuovo » si riferiscono al « brontolio sordo » venuto col
vento, e col vento, cessato, di cui più sopra.
5 La ragione per la quale, nella traduzione italiana, sono state aggiunte le parole « la bestiolina gentile » è la seguente: in russo, il vocabolo «ryba » (pesce) non è di genere maschile come in italiano, ma femminile. Le strofe del pesciolino dorato, nel poema di Lermontov, sono
di una dolcezza che nulla ha di mascolino. Per ovviare a questo inconveniente si è fatto in modo che le dolci ed amorose parole fossero pronunciate, non da un pesce, ma da una « bestiolina gentile » , ciò che
meglio certo risponde ll’ intenzione dell’ autore.

Fonti:http://asa.archiviostudiadriatici.it/islandora/object/libria:199764/datastream/P…https://lyricstranslate.com

”https://lyricstranslate.com

Mcyri* (Il novizio) – Trad. Paolo Statuti

Versioni: #1#2Ho gustato con la punta del bastone un po’ di miele,e già devo morire. (1 Re) 1 Sappiate che alcuni anni orsono,Là dove unendosi con un tuono,Si abbracciano come due parentiDi Aragva e Kurà le correnti,C’era un convento. Da oltre il monteAnche adesso il viandante scorgeLe colonne della porta lesa,Le torri e la volta della chiesa;Dove più non si spande il densoProfumato fumo dell’incenso,Non si ode il canto a tarda seraDi chi leva per noi una preghiera.Solo un vecchio prossimo alla fine,Custodisce ora le rovine,Da tutti e dalla morte obliato,Cura il cimitero impolveratoChe narra le glorie del passato,E la storia di quel sovranoChe ormai lo scettro aveva invano,E allora senza esitazioneLasciò alla Russia la sua nazione.————E Dio la Georgia benedì!E da allora quel paese fiorìAll’ombra di fragranti giardini,Senza più temere i nemici,Protetta da fucili amici.—————— 2 Un giorno un russo generale,Di ritorno nella capitale,Portava con sé in servaggioUn fanciullo malato, che al viaggioArduo non aveva resistito.Poteva avere sei anni; spauritoE selvaggio come un cerbiatto,Come giunco flessibile al tatto.Ma allora il tormentoso maleDestò in lui la forza ancestraleDegli antenati. Senza lamentoEgli soffriva e nessun piantoDalle sue labbra infantili usciva,Con un gesto il cibo respingevaE in silenzio e altero si spegneva.Un monaco mosso a compassioneOffrì a lui la sua protezione,E tra le mura di un conventoTrovò rifugio e salvamento.Gli svaghi infantili non amava,Dapprima da tutti si straniava,Solo e silenzioso vagando,Guardava l’oriente sospirando,Afflitto da oscura nostalgiaPer la lontana terra natia.Poi alla sua prigione si abituò,Il linguaggio straniero imparò,Da un santo padre fu battezzatoE ai voti era già preparato,Lontano dal mondo chiassoso,Come giovane e pio religioso,Quando all’improvviso una notteSparì. Con la sua nera coltreIl bosco copriva i monti e il piano.Tre giorni lo cercarono invanoE finalmente lo trovaronoNella steppa, stordito e sgomento.E lo riportarono al convento.Era così pallido e smagrito,Debole quasi avesse patitoUn male o la fame più nera,Alle domande non rispondevaE tutte le sue forze perdeva.E ormai era prossimo a spirare;Allora un frate prese a pregareArdentemente esortandolo;E il giovane il capo sollevando,Orgoglioso con queste paroleA quel pietoso frate rispose: 3 «Sei giunto qui per compassioneA udire la mia confessione.Ti ringrazio. E’ sempre beneAlleviare il petto dalle peneConfidandosi con qualcuno;Non ho fatto male ad alcuno,Perciò che vi giova ascoltarmi,Posso mai l’anima mia svelarvi?Poco ho vissuto e in una prigione.Due per una sola stagione,Ma ricolma di angosce amare,Io darei se lo potessi fare.Mi ha dominato un solo pensiero,Una sola impetuosa brama:Come un verme in me celata,Mi ha roso l’anima e l’ha bruciata.Essa i miei sogni chiamavaDalle preghiere e invitavaNel magico mondo di lotte,Dove nelle nubi si celano le rocceE l’uomo è libero come uccello.Io questa brama nel mio avelloHo nutrito di pianto e tormento;Davanti al cielo in questo momentoCon forza la confesso di nuovoE per essa non chiedo perdono. 4 O vecchio! più volte ho sentitoChe alla morte mi hai rapito –Perché mai?…Tenebroso e soloCome foglia caduta al suolo,Crebbi tra queste mura oscure.Nel mio animo come bambinoE monaco per mio destino.Mai pronunciai le parole sante«Padre» e «madre» un istante.Certo, o vecchio, invano eri contentoCh’io dimenticassi nel conventoQueste parole – prezioso dono,Di cui mi ha cullato il dolce suono.Altri avevano patria, un focolare,Per me nulla potevo trovare,Nemmeno una pietra sepolcrale!Allora senza inutile piantoA me giurai questo soltanto:Che per un attimo, non so quando,Il mio petto che arde da tantoA un altro stringere con bramosia,Anche ignoto, ma della terra mia.Ma, ahimé! questi sogni adessoDi godere non mi è concesso ,Sono morti al loro fiorire,Schiavo e orfano dovrò morire. 5 No, la tomba non mi spaventa,Là dove dorme la sofferenzaNella fredda quiete infinita,Ma non voglio lasciare la vita.Sono giovane, giovane…Ma tuConosci i sogni della gioventù?Non sai o hai dimenticatoCome hai odiato e amato;Come il cuore in petto esultavaVedendo il sole che brillavaDall’alto di una torre avvoltaDall’aria fresca e, dove talvolta,In un profondo foro nel muro,Un colombo si cela al sicuro,Figliolo di terra straniera,Spaventato dalla bufera?Dalle bellezze del mondo affranto,Tu, ormai così debole e stanco,Non sei più spinto dai desideri.Che importa? Tu sei quello di ieri!Puoi scordare ciò che hai avuto,Tu vivesti, – anch’io avrei potuto! 6 Tu vuoi sapere cosa io scorsiIn libertà? – Campi rigogliosi,Colli dagli alberi coperti,Cresciuti intorno come serti,In lieta compagnia frusciantiCome fratelli in cerchio danzanti.E masse di rocce annerite,Quando il torrente le divide,E ciò che pensavano indovinai:Il cielo questa sorte mi rese!Da tempo nell’aria sono teseLe braccia di pietra e anche adessoSi tendono e bramano l’amplesso;Ma passano gli anni, come tu sai,Ed esse non si riuniranno mai.E ancora ho visto creste montuoseCome visioni misteriose,Quando nell’ora mattutinaFumavano come tante areLe cime nell’aria turchina,E nube dietro nube lasciareInsieme il loro asilo presente,Dirigendosi verso oriente –Come una bianca carovanaDi uccelli da una terra lontana!E ho visto nella nebbia distanteIl Caucaso come un diamante,Il Caucaso possente e canuto;E il mio cuore per un minutoSi è fatto leggero e festante.E in segreto io mi dicevoChe un tempo anch’io là vivevo,Nella mia memoria ricordavoE il passato era sempre più chiaro… 7 Ricordai il mio paterno tetto,La nostra forra e come un tappetoL’aul disteso tutto intorno;Il rombo dei cavalli al ritorno,Credevo di udire, ormai lontani,I latrati dei noti cani.E rammentai i vecchi abbronzati,Dalla luna più illuminati,Seduti con le facce compreseNell’unica piazza del paese;E le belle guaine luccicantiDei lunghi pugnali…a me davanti,Come in sogno in ordine impreciso,Tutto questo apparve all’improvviso.E mio padre? Egli come vivo,E come per lottare vestito,Mi apparve e allora ricordaiIl bagliore del suo fucile,Lo sguardo severo e virile,E le giovani mie sorelle…I loro occhi come stelle,Le parole e i volti raggiantiE sulla mia culla i loro canti…Là un torrente scrosciava in fondoAl burrone, ma poco profondo;E sulla riva dorata giocondoMe ne andavo a giocare a mezzodìE le rondini seguivo da lì,Quando prima dei temporaliSfioravano l’onde con le ali.E ricordai la casa serena,E davanti al camino la seraRaccontavamo come vivevaNei tempi passati la gente,Quando il mondo era più attraente. 8 Ecco come ho passato il mio tempoFuori da questo sacro convento:Tre giorni di vita così lieta!Senza essi sarebbe più tetraDella tua vecchiaia, o anacoreta.Io prefisso mi ero da tantoDi ammirare i campi distanti,Della terra scoprire gli incanti,Sapere se liberi o reclusiNoi siamo nati e siamo vissuti.E in una notte spaventosa,Quando la tempesta furiosaVi atterriva e intenti a pregareEravate davanti all’altare,Io son fuggito. Oh, la procellaPer abbracciare come sorella!Dietro alle nuvole correvo,Con la mano il fulmine coglievo…Dimmi, tra queste mura, ahimé,Cosa potevate darmi, anzichéL’amicizia breve eppur veraTra un cuore impetuoso e la bufera?… 9 Correvo. Dove andavo, dov’ero?Non so! Non una stella nel cieloIlluminava la strada scura.Con sublime gioia respiravoNel mio affranto, tormentato pettoDei boschi la soave frescura,Niente più! Corsi con dilettoE alfine stanco mi coricaiTra alte piante e ascoltai:Di certo nessuno m’inseguiva.La tempesta ormai era finita.Una bianca luce mi appariva,Tra cielo e terra si stendevaQual ricamo di seta e lontaneIn essa le cime montane;Giacevo silenzioso e immoto.A tratti uno sciacallo remotoPiangeva come un infante,E brillando come diamante,Una serpe strisciava su un muro;Ma io mi sentivo al sicuro:Come bestia, anch’io alla genteEro estraneo come un serpente. 10 Un torrente in basso alla mia destraRumoreggiava, dalla tempestaIngrossato, e il suo fragoreEra simile a umano clamore.Anche senza affatto parlare,Quel colloquio m’era familiare,L’eterna disputa e il mormorareCol caparbio ammasso di pietre.Ora risonava nella quiete,Ora taceva tutto a un tratto;Ed ecco nella nebbia in altoUn coro di uccelli risonò,E l’oriente intero s’indorò;Un vento leggero da levanteAgitava le roride piante;Si mossero i fiori nel sonno,Ed anche io, incontro al giornoLevai il capo guardandomi intorno;Provai spavento, non lo nascondo:Giacevo su un abisso profondoDove scorreva un’onda rabbiosa,Vidi anche una scala rocciosa,Percorsa dal demone soltanto,Quando, precipitato dall’Alto,Disparve nell’infernale antro. 11 Un giardino divino a me intornoDi piante iridescenti adorno,Con tracce di celestiale pianto,E ricci di vite come un mantoAvvolgevano alberi e lianeCol verde diafano del fogliame;E i grappoli , a ciondoli preziosiSimili, pendevano orgogliosi,E sopra di essi ogni tantoVolavano gli uccelli esitando.Mi ritrovai a terra distesoE di nuovo l’orecchio ho tesoA voci che non ho compreso;Sonavano magiche e in segretoTra i rovi, come togliendo il veloAi misteri di terra e cielo;Tutte le voci della naturaEran lì, non mancava nessunaNell’ora solenne del peana– Soltanto l’altera voce umana.Tutto ciò che provai in quel momentoE i pensieri – tutto è ormai spento;Ma lo vorrei ancora narrare,Nella mente farlo tornare.Quel giorno il cielo era così puro,Che un occhio attento avrebbe potutoIl volo di un angelo seguire;Era così fondo e cristallino,Era colmo d’identico turchino!In esso con l’animo e lo sguardoIo annegai, finché il caldoAl mio sognare non pose fine,E la sete non si fece sentire. 12 Dall’alto allora verso il torrenteTenendomi agli arbusti pendenti,Di lastra in lastra, come potevo,Io lentamente e cauto scendevo.Di tanto in tanto si staccavaDa sotto i piedi un sasso e piombava,Lasciando dietro un solco fumante;Poi risonava saltellante,Finché non scompariva nel gorgo;Pendevo sull’abisso profondo,Ma una giovane vita è forteE non mi spaventava la morte!Appena sceso da quell’altezza,Dell’acqua montana la freschezzaSentii accarezzarmi il viso,E in essa mi gettai deciso.A un tratto – dei passi silenziosi…Io tra gli arbusti mi nascosi,Colto da improvviso tremore,Levai lo sguardo con timoreE presi ad ascoltare attento:Un vicino e dolce accentoDi giovane voce georgiana,Così naturale esso era,Così libero e grato mi giungeva,Come se amici nomi soltantoLei pronunciasse nel suo canto.Esso era semplice, ma nella menteS’è insinuato e quando scendeL’oscurità mi risuona lieto,Cantato da spirito segreto. 13 Reggendo la brocca sulla testa,La georgiana per una strettaViottola scendeva agile, direttaAlla riva del fiume e scendendoOgni tanto inciampava ridendo.E il suo abito era modestoE camminava con passo lesto,Le lunghe falde del suo veloScostando. Il suo viso e il senoLa grande calura dell’estateRicopriva di ombre dorate;Eran rosse le guance e la fronteE le pupille così profonde,Così colme di segreti d’amare,Che si turbò il mio pensare.Ricordo la brocca che sonavaQuando il getto d’acqua vi entrava,Scorrendo in essa allegramente,E un fruscio…null’altro nella mente.E quando mi destai dal torporeE il sangue si riversò dal cuore,Lei, ahimé, era ormai lontana;Tranquilla e snella camminava,Portando il suo peso sulla testa,Come il pioppo, re della sua terra!Non lontano dalla nebbia fasciate,Due casupole come inchiodateAlla roccia, come coppia amica;Dal piatto tetto d’una di esseUn fumo azzurrino saliva.E vedo come fosse adessoChe pian piano si apre un ingresso…E di nuovo torna a chiudersi poi!…Io lo so, tu capire non puoiLa mia tristezza e malinconia;E se tu provassi com’essa sia,Io mi dorrei, dunque è meglio per teChe il loro ricordo muoia con me. 14 Stremato dalle notturne oreAlfine un sonno consolatoreMi chiuse gli occhi all’improvviso…E di nuovo in sogno ho rivistoDella georgiana il giovane volto.E da una strana tristezza coltoDi nuovo mi si strinse il cuore.E a lungo provai a respirare –E mi svegliai. La luna intantoSplendeva e una nube soltantoFurtivamente la seguiva,Come preda alla quale ambiva,Pronta a un abbraccio bramoso.Il mondo era buio e silenzioso;Soltanto come frangia argentataLa vetta d’un monte innevataDavanti a me splendeva lontano,E le sponde lambiva il torrente.Nella stessa casetta in quel mentreUn focherello andava e veniva:Così in cielo di notte finivaDi brillare d’una stella il raggio!Volevo…ma mi mancò il coraggioDi salire. L’unica mia metaEra rivedere la mia terra –Solo questo volevo e soffocaiLa fame come non potrei mai.E mi misi di nuovo in camminoSilenzioso e intimidito.Ma presto nel folto boschivoDei monti ho perso la vedutaE la mia strada ho perduta. 15 Invano a volte infuriatoStrappavo con gesto disperatoIl pruno dall’edera nascosto:Intorno c’era solo il bosco,Sempre più folto e spaventoso,E il buio della notte bramosoCon milioni di occhi guardavaAttraverso il muro frondoso…Poi cominciò a girarmi il capo;Sugli alberi mi arrampicavo,Ma fino alla volta celesteC’eran sempre del bosco le creste.Allora a terra precipitaiE con furore singhiozzai.Il petto della terra mordevoE il mio pianto sulla terra bagnataScorreva come ardente rugiada…Ma, credimi, l’aiuto umanoNon volevo…Sempre fui estraneoAlla gente…come una belva;E se anche soltanto un gridoMio malgrado mi avesse tradito,Mi sarei tolto la favella. 16 Quando ero un fanciullo serenoIo non conobbi mai il pianto;Ma qui io piansi senza freno.Chi poteva vedermi? SoltantoIl bosco cupo e la luna in alto!Rischiarata dalla luna piena,Coperta di muschio e di arena,Cinta da impenetrabile muroDavanti a me, io te lo giuro,A un tratto vidi una radura.E in essa due fuochi e un’ombra scura,Un fascio di faville si alzava,E vidi una belva che balzavaDal folto, e poi sulla rena supinaGiocava come una bambina.Regina del deserto essa era –L’eterna possente pantera.Rodeva un osso mugolando;Lo sguardo sanguigno volgendoAlla luna piena e, frattanto,Il suo pelo si faceva d’argento.Afferrato un ramo forcutoAttesi dello scontro il minuto;A un tratto la brama di lottareE il sangue mi bruciarono il cuore…Sì, la mano del mio destinoMi ha imposto un altro cammino…Ma oggi dico senza timore,Che nella cara terra avitaAvrei avuto un’eroica vita. 17 Attesi. Nel buio notturnoEssa il nemico fiutava e un urloProlungato, come un lamento,Risonò improvviso, con rabbiaPrese poi a scavare la sabbia,Si rizzò minacciosa e si chinò,Il primo salto il cuore mi gelòE vidi della morte il viso…Ma il mio colpo l’ha preceduta,Esso fu rapido e preciso.Il mio bastone come una scureLa larga e forte fronte le spaccò,E come un uomo si lamentò.Cadde a terra. Ma dopo un istante,Malgrado la fronte sanguinante,Come un’ondata minacciosaLa lotta riprese impetuosa! 18 Essa si slanciò sul mio petto,Ma in gola le infilai più lesto,Con un vero colpo da maestro,La mia arma…Con un urlo strazianteSi gettò con le forze rimaste,Allacciati come due anelli,Abbracciati come fratelli,Cademmo insieme e sul terrenoLa lotta riprese senza freno.Ma anche io in quel momento,Come la pantera del deserto,Ero selvaggio e cattivo,Come essa ardevo e ruggivo,Quasi fossi nato da una belva,Sotto il fresco tetto d’una selva.Era come se la lingua umanaAvessi a un tratto dimenticata,E scagliai un terribile grido,Come se da quand’ero bambinoFossi avvezzo a quel suono felino…Ma il mio nemico ormai cedeva,Si agitava, il respiro perdeva,Mi strinse per l’ultima volta…Ma la sua vista era stravolta,Ancora un lampo e finalmenteEssa si spense completamente;Ma col suo nemico vincenteAveva incontrato la morte,Come si addice a un milite forte!… 19 Sul petto le tracce son restateDelle sue unghie affilate;Sono ancora aperte le ferite,Ma della terra il manto miteAd esse sollievo porterà,E la morte per sempre sanerà.Ad esse allora non detti peso,E, dopo essermi ripreso,Nel bosco mi rimisi in cammino…Ma invano lottai col mio destino:Esso mi derideva perfino! 20 Uscii dal bosco. Il giorno si destavaNel suo splendore e cessavaLa danza degli astri del commiatoNella sua luce. Il bosco annebbiatoParlava. Da un aul lontanoIl fumo si levava. Un vagoRombo era portato dal vento…Mi sedei prestando ascolto attento;Poi tornò un silenzio profondo.Io rivolsi lo sguardo intorno:Mi sembrava un paese a me noto.E provai spavento e delusioneD’esser di nuovo nella prigione;Ero lì, ahimé, nuovamente,Dopo aver sognato vanamente,Dopo aver sopportato e sofferto,E mi chiesi: perché tutto questo?…Perché giovane ed errabondo,Gettato appena uno sguardo al mondo,Nel sonoro mormorio del boscoLieto della libertà che conosco,Dovessi portare con me sotterraLa nostalgia della mia terra,Delle speranze la deplorazioneE della vostra pietà il disonore!…Ancora, dall’incertezza roso,Pensavo fosse un sogno mostruoso…Ma ecco il suono d’una campanaMi giunse all’orecchio lontana –E allora tutto si fece chiaro…Oh! lo riconobbi all’istante!Più volte dai miei occhi d’infanteAveva cacciato i seducentiE vividi sogni dei parenti,Della terra libera e stepposa,D’una cavalla agile e impetuosa,Di scontri tra pareti roccioseDove io solo ero il vincitore!…Senza lacrime e forze ascoltavo.Era come se uno sconosciutoCon un ferro avesse battutoNel mio petto il tormentato cuore.E allora ebbi un vago sentoreChe non avrei mai più varcatoLe porte del mio paese amato. 21 Sì, ho meritato la mia sorte!Un cavallo veloce e forte,Sbalzato un cattivo cavaliere,Da lungi verso le sue frontiereTroverà diretta e breve via…E io al suo confronto? – di nostalgiaInvano il mio petto è ripieno,Di un ardore impotente e alieno,Di sogno, di male della ragione.Su di me un marchio la prigioneHa lasciato…Tale è il fioreDel carcere: cresciuto con timoreE pallido tra pareti spoglie,A lungo le sue giovani foglieNon lasciò spuntare, aspettandoI raggi vivificanti. E quandoUna buona mano s’impietosìDi lui, in un giardino egli finì,A far compagnia alle rose,E da ogni parte nell’ariaLa gioia di essere respirava.Ma non appena sorse l’aurora,Un solo suo raggio infocatoBruciò il fiore nel carcere nato. 22 E come esso, mi bruciò il fuocoDel giorno crudele e tormentoso.La testa affaticata, invanoNell’erba seccata io celavo:L’arido fogliame come sertoDi spine la fronte mi cingeva,E sul mio viso si posava e ardevaIl fuoco della terra stessa.Un fascio di scintille in altoRotava; dalle rocce biancastreUn denso vapore si levava.Sulla sfera del mondo gravavaUn sonno di desolazione.Se almeno della quaglia il grido,O della libellula il trillo,O di corrente si fosse uditoIl mormorio…Soltanto una serpeNelle seccate erbe frusciante,Col suo giallo dorso brillante,Quasi fosse una lama affilataCoperta da una scritta dorata,Solcando la friabile renaScivolava lenta e serena;Poi giocherellando su quella,Si attorcigliava in tre anella;O, come se a un tratto scottata,Si contorceva, saltellava,Nei lontani rovi si celava… 23 E il cielo era tutto splendoreE quiete. Attraverso il vaporeLontane – due montagne scure.Dietro ad una il nostro monasteroRisplendeva come un maniero.In basso l’Aragva e il Kurà,Avvolti da cimose argentateLambivano nuove isoletteDi fruscianti arbusti coperte,E scorrevano lievi e festanti…Ma da me erano distanti!Mi volli alzare – davanti a meTutto girava rapidamente;Volevo gridare – ma muta e inerteLa mia lingua ora si faceva…Io stavo morendo. Mi struggevaIl delirio dell’ora estrema.Mi parevaDi giacere sull’umido fondoDi un fiume rapido e profondo –E intorno una nebbia misteriosa.E un’eterna sete spegnendo,La corrente fredda come ghiaccioGorgogliando nel petto affluiva…Addormentarmi non volevo, –Tale era il piacere che godevo…E sopra di me assai altaUn’onda inseguiva un’altra,Il sole dalle onde rimbalzavaE più dolce della luna brillava…E sciami di tinche variopinteA volte dai raggi erano avvinti.Ne ricordo una tra le tante:Più affabile di tutte le altreMi lusingava. Di delicateE sottili squame dorateTutta la schiena era coperta.Più volte mi volò sulla testa,E dei suoi occhi verdi lo sguardoEra triste, tenero e maliardo…Io non capivo quel portento:La sua voce sottile e d’argentoParole strane mi diceva,E cantava, e poi di nuovo taceva.Diceva: «Bambino caro,Resta con me se ti piace:Nell’acqua c’è libera vita,C’è fresco e una beata pace. * Io chiamerò le mie sorelle:Rallegreremo in girotondoIl tuo spirito così stancoE il tuo sconsolato mondo. * Dormi, morbido è il tuo letto,Sotto diafana coltre dormirai.Gli anni e i secoli passeranno,Parole magiche ascolterai. * Oh, mio caro! sarò sincera:Io ti amo perdutamente,Ti amo come la mia vita,Come la libera corrente…»A lungo ascoltai la sua voce;La corrente sonora e veloceSembrava unire il suo mormorioAlle parole del pesciolino.Poi sentii mancarmi il respiro.Negli occhi sparì il lume divino,Il delirio cedé allo sfinimento. 24 Così fui trovato in quel momento…Il resto lo conosci a memoria.Se credi o no alla mia storiaPer me non fa alcuna differenza.Ho una sola sofferenza:Il mio corpo freddo e ammutitoNon marcirà nel paese avito,E il racconto del mio tormentoNon attrarrà in questo conventoL’attenzione mesta di qualcunoSul mio nome rimasto oscuro. 25 Addio, padre…la tua mano tendi:La mia nel fuoco brucia, lo senti…La fiamma dall’infanzia è durata,E visse nel mio cuore celata;Ormai essa non ha più alimento,Ed è cessato il suo tormento,E di nuovo a colui tornerà,Che a ciascuno con equitàDona sofferenza e virtù…Ma a me cosa ne viene? – LassùOltre le nubi trovi pure sollievoIl mio spirito così inquieto…Ahimé! – per soli pochi minutiTra le ripide e scure rupi,Dove giocavo da bambino,Io darei tutto il paradiso… 26 Quando alfine dovrò spirare,E non dovrai a lungo aspettare,Fa’ ch’io riposi nel giardino, lìNel luogo dove un giorno fiorìUn giallo arbusto di mimosa…L’erba là è folta e odorosa,Un’aria dolce e fresca sentiE le foglie dorate e trasparentiGiocano coi raggi solari!Là, orsù, fammi riposare.Dal nimbo del giorno turchinoL’ultima volta sarò rapito.Da lì anche il Caucaso si vede!Forse esso dalle sue vetteMi manderà un saluto di addio,Sulle ali di un vento fresco…Ed io,Prima del mio ultimo respiro,Sentirò di nuovo il suono natio!E penserò che un caro amicoO un fratello su di me chino,Mi terga con pietoso sorrisoIl sudore mortale dal viso,E che mi canti sommessamenteUn noto canto della mia gente…E ciò pensando io mi assopirò,E mai nessuno maledirò!…»

Commenti dell’autore:

Traduttore – Paolo Statuti.

*Mcyri nella lingua georgiana significa «monaco non ancora ordinato», una sorta di «novizio». (Nota di M. Ju. Lermontov)

Fonti:https://musashop.wordpress.com/2017/05/23/il-novizio-di-m-lermontov-tradotto-da-…https://lyricstranslate.com

https://lyricstranslate.com

Categorie:E07.01- Fra Sette e Ottocento, W03.01- I anno